В популярной культуре современный еврейский Тель-Авив часто связывают с архитектурой Баухауса, привезенной из Германии иммигрантами Пятой алии (пятая волна репатриации 1929-1939 гг.), развитие которой пришлось на период особого процветания еврейской культуры, языка и самосознания. Культурное наследие Тель-Авива — звание «Первого еврейского города» и статус образца израильского градостроительства, который сохраняется и по сей день — это городская среда, порожденная капиталом и предназначенная для его накопления. Таким был город, задуманный архитекторами с немецким образованием для иммигрантов-буржуа.
Таким образом, роль города в создании еврейской культуры чаще всего определяется его капиталистическим наследием, которое нередко рассматривается в противовес доминирующей культуре рабочего класса (периода до и после обретения независимости). Этот историографический нарратив о «капиталистическом оазисе» определяет современную градостроительную политику Тель-Авива.

В этом контексте план Геддеса представляет совершенно иной подход к городскому планированию: он подвергает сомнению привычную для современного ему градостроительства иерархичность, капиталистический подход к строительству и обезличенное планирование, которое не учитывает нужны реальных жителей. Геддес, один из основоположников современного городского планирования, был профессором дарвиновской биологии в Эдинбургском университете. Со временем его стали интересовать исследования в области социальных наук — он начал изучать суровые условия проживания рабочих в промышленном городе.

Геддес изучал, как промышленный капиталистический город, созданный для рабочих, но без их участия, вынуждает людей приспосабливаться к среде, чтобы выжить, подобно тому, как это происходит с животными в дикой природе. Он был в особенности озабочен тем, что с архитектурной точки зрения у рабочих в городе не было никакой возможности изменять среду в соответствии со своими потребностями. Так, стремясь предоставить рабочим возможность менять город под себя, Геддес положил начало двум дисциплинам, которые определили облик современности — социологии и городскому планированию.

В данной статье я привожу доказательства того, что Патрик Геддес, один из важнейших урбанистов ХХ века, проектировал Тель-Авив специально для женщин-рабочих. В частности, в центре Израильской агломерации есть пространства, спроектированные специально для женщин — они были созданы в середине 1920-х годов для того, чтобы женщинам и детям было комфортнее находиться в городе. Этот подход стал основополагающим для современного городского планирования.

В этом исследовании Тель-Авив открывается как город, спроектированный для независимого проживания рабочих семей и состоящий из кварталов, где женщины могут свободно встречаться и общаться каждый день. Такое проектирование создало предпосылки для социального и политического объединения рабочих из очень разных сионистских рабочих организаций, существовавших в 1930-е годы.

В своем плане Геддес выделил кварталы, он назвал их «домокварталы», которые стали, и по-прежнему остаются, местом знакомства и общения для женщин. Это общение касается профессиональной жизни, дает возможность проявить себя в области моды и стиля, а также позволяет женщинам развиваться в поле городского или собственно политического активизма.

До сих пор этот феномен оставался за пределами внимания исследователей, из-за этого в том, как наука и популярная культура представляет сущность городского планирования Тель-Авива, его пространственные цели и инструменты, возникли серьезные пробелы.
Геддес предложил план Тель-Авива на 100 000 жителей. В основе плана — представление о жителе как главном пользователе города. Основной строительной единицей был дом рабочей семьи, бывший частью «домоквартала». Так создавалась городская структура, покрывавшая обширную территорию от существовавшего поселения до реки Яркон.

Фокус Геддеса на жилищном вопросе как главной проблеме городского планирования говорит о том, что он очень много внимания уделял семье и ее составляющим. Хелен Меллер (Helen Meller) демонстрирует, что методология поперечного сечения долины (valley section methodology) Геддеса опирается на триаду место – работа – народ (place-work-folk = семью, в устном переводе лекции фигурирует семья, в работах Ле Пле тоже), которую французский социолог Фредерик Ле Пле считал базовой социальной единицей в пространстве. В теории Геддеса основной конструктивной единицей города был дом (Меллер, 1990).

«Центр развития естественным образом находится в каждом доме; сыновья уходят из дома и строят новые для себя. Задача планировщика — объединять дома в коллективные и полезные для всех жителей районы. Объединив дома в новые общественные кварталы — сообщества, потому что именно такова их истинная сущность — мы со временем сделаем лучше наш народ, наш мир». (Геддес, цит.по: Дефрис, 1927: 218-219, 230-231).

«Уровень здоровья в городах падает, особенно среди женщин и детей. Состояние здоровья жителей ухудшается с каждым этажом, начиная со второго, причем, особенно часто болеют жители третьего и четвертого этажей», — писал Геддес в градостроительном отчете в рамках Программы городского планирования Тель-Авива. «Детская смертность — один из ключевых предметов исследования. Не стоит объяснять высокий уровень смертности божественным провидением или судьбой, потому что оно — прямое следствие проблем с жильем и городским планированием». (Геддес, 1925: 14)
В рамках работы над планом Тель-Авива Геддес провел два месяца, исследуя город и окрестности. Свои наблюдения Геддес зафиксировал в 64-страничном отчете и плане Тель-Авива на 100 000 жителей. В отчете исследователь рассматривал современные ему жилищные условия в городе и утверждал, что жилье — основная движущая сила не только урбанизации, но и возникновения Тель-Авива, который появился как домостроительный кооператив в 1909 году. Чудовищные капиталистические спекуляции на стоимости земли и жилья в ущерб местных рабочих служат контекстом Генплана Геддеса 1925 года и пронизывают его отчет: этому явлению, которое процветало в городе в 1920-х, автор посвятил целых 12 страниц.

В Тель-Авиве 1920-х годов отчаянно не хватало жилья. В результате внезапного исхода евреев Яффы после погромов 1921 года и вступления в силу Британского мандата население города выросло в 7 раз. Из-за повышенного спроса стоимость аренды жилья сильно выросла и составляла 40% от средней месячной зарплаты рабочего. Количество бездомных увеличилось, появились стихийные поселения рабочих, например, Нордия, где люди жили в бараках и палатках без организованных улиц, канализации и освещения. В таких районах не было ни магазинов, ни соседей, с которыми можно было бы разделить быт, что сделало жизнь женщин особенно трудной, поскольку зачастую дом был их местом работы (см. исследование Офры Тэнэ, 2013).

Чтобы исправить положение, Геддес предложил принцип расселения на основе кварталов, которые он назвал «домокварталы». Исследователь полагал, что они позволят рабочим получить жилье в собственность и приобрести более устойчивое положение в городском обществе в обход капиталистической системы спекуляции на стоимости земли.

Принято считать, что эта часть плана Геддеса так и не была реализована, поэтому эти положения были забыты. Согласно с господствующей точкой зрения, «научные публикации по истории города […], объектом которых является идея города-сада, выявили несостоятельность «домокварталов» […]. В 1930-е годы город разрастался в устрашающих масштабах, поэтому генплан 1925 года, подготовленный шотландским проектировщиком Патриком Геддесом, потерял свою актуальность» (Вайл-Рошант, 2003: 153). Таким образом, исследования плана Геддеса чаще всего касаются «биологических» характеристик не прямоугольной координатной сетки, ландшафта внутренних пространств кварталов и ячеек и представляют собой анализ причин «неудачи» плана, а также его заполнения модернистскими зданиями на столбах-опорах, спроектированными выпускниками Баухауса (Меллер, 1990; Вайль-Рошант, 2009).

Однако, мои архивные и полевые находки свидетельствуют о том, что план Геддеса был в полной мере реализован в 1930-40-е годы семьями рабочих, которые объединялись в полукооперативные коммуны в рамках каждого домоквартала и добивались полноценного участия в городской жизни, покупая землю и возводя дома и районы. С начала 1930-х годов на северных и восточных окраинах плана, на самых дешевых территориях, было построено 16 рабочих кварталов, среди которых — Рабочий квартал А на бульваре Керен Кайемет (ныне бульвар Бен-Гурион) в районе Ха-Гаммалим (Camel Leaders) в Пардес Левин (в настоящее время окрестности улицы Исайя). Для получения займов на покупку земли и возведение домов в счет зарплаты многие рабочие объединялись в кооперативы, как правило, на основе профсоюза (портовые рабочие, погонщики верблюдов и тд.).

Геддес говорил, что Тель-Авив 1925 года — это город, вставший на опасный путь превращения в трущобы с доходными домами, которые исследователь окрестил «складами людей». Дома с квартирами в аренду были призваны повысить доходность земли и плотность застройки, но при этом стали причиной увеличения смертности, особенно среди женщин и детей. Геддес предложил новый подход к планированию, возвращавший Тель-Авив к его первоначальной концепции города-сада, которая должна была способствовать процветанию рабочего класса. Геддес особенно подчеркивал важность жилищных условий рабочих и предлагал «возведение добротных и современных […] особняков для рабочих […] с садом […], которые предполагают минимальную плотность заселения, а значит, низкие цены на землю» (Геддес, 1915: 152).

Более того, Геддес подчеркивал важность «пользовательского опыта» женщин-рабочих и детей и разрабатывал свой план с учетом его особенностей. В программах развитиях, которые Геддес создавал для городов и районов Индии и Палестины, он подчинял потребности мужчин и капитала нуждам и образу жизни женщин и детей. Так, в отчете 1925 года он цитирует следующий разговор с арендодателем, который потребовал, чтобы ему выстроили высокое здание на площади всего участка. Ответ Геддеса звучит так: «Представьте, что вы женщина-рабочая. В одной руке у вас сумка с продуктами, в другой — ребенок, еще один растет внутри. А теперь скажите, сколько ступенек вверх вас бы устроило? Вы наверное и не думали об этом никогда» (там же).

Можно возмутиться, что Геддес приписывает женщине традиционные роли — заботу о доме, рождение детей и их воспитание, и все же важно, что Геддес обратил внимание на пространственный опыт работающих женщин и вывел именно его, а не увеличение доходов землевладельцев, на первый план.

Принятый в 1927 году градостроительный план Тель-Авива Патрика Геддеса предполагал строительство маленьких домов с двумя спальнями и балконом на участках около 52 квадратных метров. Проектировщик прописал ограничение на застройку в размере одной третьей части участка, что освобождало землю под домашнее хозяйство — овощные огороды, курятники и так далее.

Женщины активно участвовали в деятельности кооперативов по приобретению земли, проектированию зданий и созданию местных сообществ. Ярким примером является Паула Бен-Гурион, жительница Рабочего квартала А, первого рабочего района в плане Геддеса, который определил развитие всех последующих районов. Благодаря разнообразной деятельности своего мужа Паула стала тем человеком, который сформировал управляющий коллектив рабочих семей. Рабочий квартал А появился в период между 1930 и 1931 годами после коллективной покупки дешевого участка земли в три гектара на северной оконечности плана Геддеса на берегу загрязненного сточными водами моря, вдали от коммуникаций и центра города в период жестоких столкновений на национальной почве.

Семья Бен-Гурион вошла в первый кооператив, созданный на средства займов в счет будущей зарплаты. Инженер Давид Тобиа (David Tobia) разработал план района из 35 одинаковых домов, каждый со своей небольшой фермой на участках в 0,05 Га. В каждом доме было две комнаты, крыльцо, кухня и ванная комната. Первоначальные планы дома Бен-Гурионов подписывала сама Паула (Иберак, 1965).

Образ жизни и культура кварталов были особенно значимы для женщин, которые жили там, вели домашнее хозяйство и следили за примыкавшими к ним фермами, зачастую в дополнение к работе вне дома. Холодильников в домах не было, поэтому женщины были вынуждены каждый день ходить за свежими продуктами и готовить из них еду. Таким образом, хозяйка дома каждый день взаимодействовала в городском пространстве с лавочниками и соседками по району. В своем исследовании Офра Тэнэ (Ofra Tane) приводит данные об этих ежедневных встречах — каждый день женщина передвигалась между несколькими специализированными точками: бакалейная лавка, овощной, мясной, рыбный магазины и другие. Согласно плану Геддеса и постановлениям муниципальных властей, магазины располагались в смешанных зонах кварталов, где находились и жилые, и торговые площади. Таким образом, магазины оказывались в пешей доступности от домов, где жили женщины. Из-за того, что нужно было каждый день ходить за продуктами, женщины неизбежно выходили из дома, где и встречали других женщин, которые тоже жили в пешей доступности от тех же магазинов.
По своей сути покупки в маленьких лавках предполагали индивидуальное обслуживание — хозяин отмеривал нужное количество муки или, например, резал сыр. Поэтому получалось, что выбор и обстоятельства потребления становились известны самому продавцу и другим женщинам в очереди, которые вовлекались в жизнь покупательницы (ситуации, когда «приехали гости» или «это ребенок не ест»). Кроме того, по тому, что и в каких количествах женщина покупала, как расплачивалась и готов ли лавочник отдать ей товары в долг, становилось понятно ее финансовое положение.

Использование пространства квартала напрямую зависело от взаимодействия женщин с владельцами магазинчиков и другими соседскими женщинами. Тэнэ приводит примеры, когда женщины специально ходили по маленьким улочкам внутри квартала, а не по проспектам снаружи, чтобы избежать возможной встречи с лавочниками из-за долгов: «Бывало, зарплату не платили месяцами. Помню, иногда моя мама выходила из дому и специально выбирала […] не улицы, а задние дворы. […] Я понимала, что она не хотела попадаться на глаза бакалейщику» (Тэнэ, 2013:161).

Во времена безработицы жизнь на задних дворах оживлялась: жители трудились на огородах, в курятниках и мастерских, оборудованных на придомовой территории, чтобы выжить на натуральном хозяйстве. Подобная домашняя экономика была характерна для наиболее бедных кварталов вроде Ха-Гаммалим. Задние дворы одних домов просматривались жителями соседних домов, были видны изнутри квартала, так что другие жители, а особенно женщины, знали, что там происходит.

И все же, выращивание овощей на заднем дворе было не только признаком финансовой нужды. Оно было символом принадлежности к рабочему классу и сионистскому движению, которое стремилось «выращивать хлеб на земле своей». Это вписывало женщин-рабочих в коллективный сионистский нарратив, что позволяло им выходить за рамки дома и становиться частью общего идеологического пространства. Примером практического воплощения феминистского подхода, который стал возможен благодаря плану, могут служить воспоминания Анат Села и Рафаэля Ронена о доме их бабушки с дедушкой в Квартале B: «На улице Леттерис 4, небольшом тупике на авеню Хен (Hen Avenue) […] дедушка в молодости, кирпич за кирпичом, своими руками построил дом […] На заднем дворе они разводили коз и цыплят […]. [Были там и] огороды, овощи потом громоздились повсюду в горшках и банках […]. Бабушки […] не стало 1 мая, в День труда, и для нее эта дата, казалось, была очень уместной».

Можно ли считать феминистским взгляд Геддеса на женщин как главных пользовательниц и потребительниц города, чей опыт необходимо учитывать при проектировании? Какое место в практике феминизма в наши дни занимает городское планирование и как мы можем в рамках урбанистики воплощать принципы феминизма и считать женщин главными пользовательницами городского пространства?

Феминистская теория стала одной из самых революционных интеллектуальных теорий XX века. Она предложила кардинально иной взгляд на систему формирования научного знания, подвергнув сомнению привычные причинно-следственные связи и их влияние на анализ результатов социальных исследований. Одним словом, феминистская теория показала, что попытки научного понимания сообщества, которые позднее станут предметом социальных наук, определяются заранее принятыми установками, позволяющими вычленить нужную информацию из бесконечного количества общественных данных. Так, скажем, для марксистской теории важной информацией для понимания социального расслоения является экономическое положение населения. Первые феминистки доказали, что дискуссия о положении женщины в обществе опирается на теорию, а вовсе не на факт, о том, что женщины уступают мужчинам в физическом, интеллектуальном и эмоциональном развитии. В ответ феминистки сформулировали другую теорию, согласно которой женщины могут не меньше, чем мужчины и, следовательно, должны обладать теми же политическими и юридическими правами, возможностью определять свою судьбу и принимать участие в экономической и политической жизни общества.

Активисты, вдохновленные этой интеллектуальной интервенцией, требовали и, после долгой борьбы (которая во многих странах мира все еще продолжается), добились равных юридических и политических прав и доступа к ресурсам, например, образованию, для женщин. И все же, хотя социальный статус женщин сильно возрос — они получили доступ к ресурсам и власти — они по-прежнему недостаточно хорошо представлены в правительствах, реже занимают руководящие позиции в коммерческой и академической среде. Это особенно сильно заметно на фоне прогрессивного феминистского дискурса. В свете вышеперечисленных достижений консервативная теория женской неполноценности была пересмотрена и обновлена: вот же, утверждают ее сторонники, женщинам были предоставлены равные исходные условия для развития, но они все равно добились меньшего, что доказывает их предположительно низкие способности.

В противовес подобным утверждениям феминистки второй волны предложили обновленную версию своей программы, согласно которой общественные структуры остались прежними, из-за чего женщинам приходится усваивать традиционные социальные роли. Так они вынуждены мириться с низким социально-политическим статусом, несмотря на доказанные высокие способности и возможности. Ярким примером в данном случае служит тот факт, что работой по дому и воспитанием детей по-прежнему занимаются практически исключительно женщины, из-за чего им часто приходится бросать хорошо оплачиваемую и престижную работу. Чтобы изменить такой порядок вещей, необходимо менять саму структуру рынка труда и культурные нормы. Борьба в этой области еще далека от завершения.

Геддес действовал в период зарождения интеллектуального и политического феминизма, и его деятельность стоит рассматривать именно в таком контексте. Он опирался на привычные представления о социальных ролях мужчин и женщин рабочего класса, и его проект соответствует этим установкам. С точки зрения современной феминистской теории подобный подход вызывает вопросы, однако для Геддеса и социальной теории того времени это была революция. Современная критическая теория отказалась от представлений о том, что женщины сидят дома и воспитывают детей, пока мужчины ходят на работу, и это вполне соответствует современной повестке, однако в таком контексте исчезает историческая составляющая, которая позволяет нам увидеть постепенные изменения в обществе и использовании пространства.

Женщины в плане Геддеса были самыми значимыми пользователями города и основными потребителями созданной им пространственной структуры. Это стало исключительным достижением: в отличие от своих коллег-первооткрывателей в области городского планирования, Геддес внятно и четко определил, что проектирует пространства для женщин. Биолог по образованию, Геддес попал в Движение за городское планирование через увлечение проблемами социальных реформ, которыми он занимался в трущобах Эдинбурга. Туда в 1886 году он переехал со своей женой и партнеркой Анной Геддес. Исследовательская методология, реконструкция и городское проектирование, реализованные в Эдинбурге, стали основой городского планирования как дисциплины. Уже там Геддес обращался к опыту женщин и детей — основных субъектов и жертв современного ему города.

Питер Холл (Peter Hall) пишет, что именно благодаря Геддесу в городском планировании появилось представление о том, что мужчины и женщины сами могут строить города и что урбанистика может быть движущей силой социальных и городских преобразований (Холл, 1988: 263). Жаклин Тирвит (Jacqueline Tyrwhitt) указывает на то, что Геддес стремился понять и предсказать возможности, которые предоставляет город обычным жителям. По словам исследовательницы, Геддес видел в «гражданском пробуждении […] ключ к обновлению малых и больших городов. […] Утопия существует в окружающем нам городском пространстве, которое […] должно быть спроектировано и выстроено планировщиками и жителями сообща». (Тирвит, 1947: 9). План Тель-Авива Геддеса основан на рабочих домах как движущей силе развития города. План, подчеркивал проектировщик, «следует претворять в жизнь посредством искреннего и активного вовлечения» жителей, что «упростит саму стройку», так как «дома будут строиться, по меньшей мере частично, самими рабочими» (1915: 124-130). Мои находки подтверждают, что в 1930-40-е годы дома и кварталы действительно строили сами рабочие.

Проектирование и утверждение плана происходило в период напряженного противостояния между рабочими и капиталистами, в то время как жилищные условия в Тель-Авиве становились все хуже. Аренда отнимала от 40 до 50 процентов среднего месячного заработка рабочего конца 1920-х годов (Лавон, 1974). Рабочие объединялись в кооперативы для получения займов на покупку земли и строительство, так что домоквартал Геддеса был идеальным решением: ограничения по высоте и размеру домов делали строительство более реальным для самих рабочих, а ограничение на площадь застройки в одну треть участка соответствовало потребностям в дополнительной земле для небольших ферм, с помощью которых семьи выживали в периоды безработицы.

Рабочая партия пришла к власти в Тель-Авиве в 1925-1927 годах, в самый решающий для плана Геддеса период, когда шло утверждение документа Британскими властями. Рабочее правительство понимало, что план сильно поможет в борьбе за доступ к жилью и городской инфраструктуре. Несмотря на короткий срок, рабочая партия оказалась у власти в решающий момент и смогла изменить модель застройки города. Долгое время Тель-Авив находился под контролем капиталистического правительства, которое искусственно завышало цены на строительство и далеко не всегда прокладывало дороги там, где это было необходимо, чтобы поддерживать высокие цены на землю (Друянов, 1936; Кац, 1994). Так, рабочие могли себе позволить только дешевые участки без инфраструктуры на окраинах распланированной Геддесом территории, далеко от центра города. Приняв план скачкообразного развития, рабочее правительство разрешило рабочим семьям самим застраивать кварталы на окраинах города до развития инфраструктуры — дорог, электричества, водопровода и канализации — что позволило сохранить низкие цены. После завершения строительства в этих удаленных районах, рабочее правительство выделило государственные средства на прокладку дорог и создание инфраструктуры, претворяя план Геддеса в формате «сначала жилье, потом улицы» (Друянов, 1936). Таким образом, именно строительство жилья в удаленных районах позволило развивать инфраструктуру и реализовать план Геддеса в относительно короткие сроки.

В 1937 году на территории плана Геддеса было уже 16 рабочих кварталов, что сделало весь район рабочим. До наших дней сохранилось несколько первоначальных зданий. Теперь земля, на которой они стоят как свидетельство существования рабочих районов с небольшими фермами, стала центром города. Скромные домишки дали жителям ветхих районов Тель-Авива доступ к собственному жилью и огороду, а сами рабочие стали домовладельцами, а значит, полноценными горожанами и участниками политической жизни города.

План Геддеса в Тель-Авиве был реализован благодаря совместным трудовым усилиям населяющего его рабочего класса: люди сами строили кварталы, расширяя инфраструктуру, вместо дорогого центра селились на городских окраинах и в итоге сформировали сеть кооперативных рабочих районов. Так Тель-Авив стал единственным городом, который был спланирован рабочими и для рабочих. Это уникальный пример самоуправления, при котором фактически бесправные рабочие, страдавшие от непрекращающейся товаризации городской земли и жилья, смогли создать полноценное жилое пространство. Именно эти рабочие кварталы, а не модернистская архитектура Баухауса, являются архитектурным наследием Тель-Авива.

Сам Геддес вежливо, но все же критиковал архитектуру, в которой основное внимание уделяется красоте структуры и фасадов. Он называл подобные здания «жилыми амбарами». Он критиковал архитектуру Тель-Авивского круга, члены которого учились модернистской архитектуре в Европе. Он утверждал, что красота фасада — места встречи здания и города — была для этих архитекторов важнее создания хороших жилых условий для жителей здания, что для Геддеса было основным смыслом существования здания. Геддес не критикует сам архитектурный язык модернизма и не отказывает архитектуре Баухауса в достоинствах. То, что пишет Геддес, очень важно: он отрицательно высказывается о сущности подобной архитектурной работы и ее целях за пределами формы и эстетического языка и утверждает, что модернисты ошибочно уделяли внимание не жилым пространствм, то есть внутренней организации кварталов и квартир, а фасадам.

Геддес подчеркивал, что для него хорошее жилье — «это тип жилища, а не красивый фасад» и настаивал на том, что рабочие могут становиться домовладельцами, если будут сами строить небольшие дома с прилегающей территорией, которая позволит им производить еду и выживать, когда нет работы (Геддес, 1925). Чтобы противостоять спекуляции землей, которая привела к строительству «жилых ангаров» по стоимости жилых помещений, в которых было попросту опасно жить, Геддес предложил свой план и «самый лучший» образец жилья, которым должна была быть застроена вся территория до реки Яркон. Так возникли полуавтономные рабочие районы из домокварталов, где формировались независимые сообщества, которые со временем определили облик города.

Этот практический феминизм является неотъемлемой частью геддесовских кварталов и в наши дни. Анат Ролизио, одна из самых активных участниц жилищных протестов 2011 года, подчеркивает важность внутреннего парка в центре квартала как пространства для общественно-политической организации: «Людям казалось, что они одни, и они укрывались (vax out) в парках. Но когда разгорелись протесты, встречи в парках стали инструментом организации людей для совместных политических действий». Материнство во многом определяет характер досуга женщин внутри домокварталов, выступает здесь не как фактор, ограничивающий спектр социально-политической активности женщин, но как инструмент для расширения возможностей. Почему же речь идет именно о родительстве? На вопрос отвечает один из лидеров протеста, Яэль Барда:

Конечно же, дело не только в родительстве, оно само по себе людей едва ли может объединить. Необходимость воспитывать детей — это не более чем жизненная ситуация, вряд ли этого достаточно, чтобы люди подружились. Но когда у тебя появляются дети, в тебе происходит важная перемена, в тебе просыпается чувство ответственности за то, где ты живешь. Мы воспитываем детей, мы воспитываем будущее — это не просто клише, это вполне конкретная установка. Если ты не позаботишься об этом, не позаботится никто. Именно здесь творится жизнь. Например, если кто-то паркуется на тротуаре, то с коляской по нему уже не пройти. Это не теория, это реальная жизнь.

Физическое пространство способствует не только политической организации. Хагит Бен-Яааков называет ежедневные встречи с соседями по кварталу возможностью выстраивать профессиональную коммуникацию: «Велика возможность, что тем, кто живет и работает рядом со мной, будут интересны мои профессиональные навыки», — говорит она. «Я вожу детей в школу, хожу на пилатес и постоянно встречаю людей из смежных со мной областей, эти связи очень мне помогают. […] Это происходит каждый день без какого-либо усилия с моей стороны. Я отвожу детей в садик, иду в магазин и встречаю людей, то же самое происходит в хуммусной Акрама, в лавке зеленщика, в салоне красоты, в кафе и так далее».

Парадоксальное представление Геддеса о городском планировании как инструменте создания гражданского общества было сформулировано не в Тель-Авиве. Оно стало естественным следствием работы над теорией планирования, которая была начата в трущобах Эдинбурга, и планами 24 индийских городов, ни один из которых не был реализован. Я утверждаю, что план Тель-Авива 1925 года был единственным планом Геддеса, который оказался полностью претворен в жизнь, во многом благодаря активной деятельности рабочих города, в особенности женщин, которые осознали, насколько этот план важен для их борьбы за «создание города» в том, что касается жилья и влияния на жизнь города. В результате появился рабочий городок в месте, известном как «Старый север». Это территория, на которой в решающие годы зародилась значительная часть еврейской культуры, что сделало «Старый север» ключевым местом производства еврейской культуры и очагом городского возрождения еврейства.
Несмотря на внешнюю противоречивость, геддесовский проект города для женщин в условиях капитализма породил удивительную городскую культуру. Ее авторами стали главные потребительницы работы Геддеса — женщины-рабочие, которые создали горизонтальную структуру из самоуправляемых кварталов, внимательных к нуждам городских женщин-рабочих. Из этих кварталов сложился город с уникальной и самобытной культурой.